Я родилась 19 апреля в довольно большой и не самой дружной семье. Отец пропадал на работе, найти которую было большой удачей: в крохотном по размеру Сан-Франциско и его окрестностях уже тогда проживали полторы сотни человек. Отцу повезло больше, чем остальным: он был торговцем, известным и достаточно состоятельным. Мать же хлопотала по хозяйству и воспитывала детей, которых у нее, к слову, было восемь. Я была самым младшим и нежеланным ребенком: денег, заработанных отцом, едва хватало на еду. Во время одной из ссор родителей я услышала, как мать оправдывалась; мол, будь на то моя воля, младшие бы никогда не появились на свет. Прекрасное открытие для пятилетней девочки, правда?
В связи с недостатком средств, единственным выходом было поскорее выдать меня и двух моих сестер-погодок замуж. Тогда я, начитавшаяся книг о настоящей любви, всячески изворачивалась, чтобы избежать брака без чувств. Роняла поднос с горячим чаем на колени горе-жениху, нарочно ругалась, заявляла, что не могу иметь детей. Не знаю, чем закончилось бы это сумасшествие, если бы в один далеко не самый приятный день я не вышла на прогулку, которая навсегда изменила мою жизнь.
Неизвестный напал сзади, поэтому я так и не смогла его разглядеть. Он впился зубами в сою шею, и только спустя несколько секунд я, сама не веря своей догадке, осознала, что происходит. Я умоляла его прекратить, умоляла не отбирать у меня жизнь, на что он разозлился, прошипел что-то вроде "сама напросилась", заставил меня выпить несколько глотков своей крови и свернул мне шею.
Очнулась я ближе к вечеру того же дня и, конечно же, сразу натворила глупостей. Не понимая, почему от света так режет глаза, а вода из ближайшего ручья не утоляет жажду, я по стучалась в первую попавшуюся дверь. Зачем? Сама не знаю. Что произошло дальше, вы, наверное, сами знаете; по моей вине погибли все - мужчина, женщина, трое детей, гувернантка и пожилая женщина, которая заходила в гости. Я не могла остановиться, хоть и была в ужасе от самой себя; закончив и дождавшись, пока стемнеет, я отправилась домой. Почему-то я верила, что там мне помогут; напрасно. Мне повезло: в этот раз я смогла сдержаться; однако, увидев, как меняется мое лицо, отец тут же захлопнул перед моим носом дверь, решив, что мною овладели демоны. Человеком он был глубоко верующим, поэтому сердце его не дрогнуло даже в ответ на рыдания и мольбы о помощи.
Что оставалось делать испуганной, растерянной, никогда не покидавшей родительского гнезда девятнадцатилетней девушке? Бежать. Бежать по ночам, бежать, сама не зная куда, и убивать, убивать, убивать... Когда видишь смерть каждый день, перестаешь ее бояться. Когда приходится убивать, чтобы утолить голод, начинаешь принимать это как должное.
К двадцатым годам я, наконец, научилась жить. Оказывается, чтобы утолить голод, необязательно было убивать: нужно было лишь остановиться в нужный момент, но сделать это было сложнее, чем кажется. Более того, без убийства не наступило чувства насыщения - будто незадолго до конца вкусного ужина у вас неожиданно отбирают тарелку.
И все же мне нравились двадцатые: я обосновалась в Новом Оплеане, начала выходить свет, я наслаждалась шампанским в тонких бокалах, короткими платьями, джазом... Оказывается, даже такие, как я, могут быть счастливыми. Когда чуть позже на моем пути по встречалась ведьма, подарившая мне кольцо от солнца в обмен на небольшую услугу - я помогала ей скрываться на протяжении нескольких месяцев - жизнь пошла еще лучше.
К середине Второй Мировой я расцвела. Помогала в госпитале, гордилась своей стойкостью перед кровью, даже закрутила роман с симпатичным солдатом. Он рассказал мне, что его жена умерла несколько лет назад, и у него есть пятилетний сын, которого временно воспитывает жена брата. Я открыла Клэйтону свой секрет, который он воспринял неожиданно спокойно. Скоро пришла его пора выписываться и возвращаться на фронт; Клэйтон попросил меня забрать мальчика к себе, потому что знал, что у меня было больше сил и возможностей защитить его в случае опасности.
Я согласилась, перевезла ребенка в Новый Орлеан, и мы стали вместе ждать возвращения его отца. Война почти закончилась, а Клэйион все не возвращался. О том, что мальчик у меня, узнали не самые лучшие люди: уже тогда в Новом Орлеане существовал договор между людьми и сверхъестественными существами. Конечно, нахождение ребенка бок о бок с 'монстром' было его нарушением; мальчика забрали и передали в новую семью, несмотря на мои уговоры. Я не стала провоцировать конфликт, и поэтому каждый день наблюдала за семьей издалека, чтобы удостовериться, что все в порядке. Так продолжалось, пока в один далеко не прекрасный день я не пришла, чтобы увидеть на месте дома пепелище; все обитатели, включая мальчика, сгорели заживо. Я так и не смогла себя простить - уехала в Чикаго, чтобы прожигать там жизнь, потом - в Нью-Йорк, потом на побережье, в свой родной город. Я вернулась в Новый Орлеан через десять лет, и в первый же день своего пребывания там наткнулась на Клэйтона - заметно постаревшего из-за войны и потери сына, угрюмого, в полдень сидевшего в баре в гордом одиночестве.
Не в силах выдержать вину, лежавшую на моих плечах, я отключила чувства и снова уехала. На этот раз боль была еще сильнее: было бы проще узнать, что Клэйтон погиб на войне, чем увидеть, как он, живой и невредимый, расплачиватся за мою ошибку.
В начале восьмидесятых я не выдержала: Новый Орлеан притягивал меня, будто магнитом. Клэйтона я не нашла, зато познакомилась с Деймоном Сальваторе. На ближайшие годы он стал для меня всем: лучшим другом, любовником, соучастником любых сумасшедших идей, терпеливым собеседником. Мы сами не заметили, как наша дружба окрепла настолько, что больше не было потребности в выключенных чувствах. И мы бы никогда не расстались, если бы не охотники, которых было слишком много. Короткое "Беги" - и мой самый дорогой в море друг бежит в одну сторону, а я в другую, чтобы подарить нам обоим шанс на спасение. Несколько лет я боялась возвращаться, но все же любовь к Новому Орлеану пересилила. Деймона же у меня так и не получилось найти.